Ro
En
Рy
Тем не менее, оглядываясь назад, у меня сложилось впечатление, что тогда журналистское сообщество осознавало, что в один день может проснуться с отключенным микрофоном, неработающей видеокамерой, в условиях, когда традиционной ручкой писать уже не для кого. И это делало нас более сильными. Мы протестовали каждый раз, когда нам пытались затыкать рот. Мы писали критические материалы, проводили журналистские расследования. Мы не опускали рук, независимо от того, если работали в государственных или частных СМИ. В 2008 году, находясь в школе журналистике в Швеции, я рассказала о журналистских расследованиях, которые раскрывали незаконные дела с участием чиновников из коммунистического руководства Молдовы. Тогда журналисты из Казахстана и Азербайджана спросили: «Вы можете критиковать президента страны?». Я ответила утвердительно и почувствовала некое подобие профессионального торжества.
Последовали кровавые события апреля 2009 года.
Затем появились новостные телеканалы, пришла мода на ток-шоу. Мы начали видеть, как политики разговаривают, думают, одеваются, на каких автомобилях ездят. Факультеты журналистики заполнили студенты, желающие заниматься журналистикой, но которых, скорее всего, подталкивало желание появиться на экране. Мы почувствовали немного, что такое свобода слова, что такое свобода решать, что и как писать. Мы начали информировать граждан в реальном времени о том, чем занимаются чиновники, которых мы привели во власть и которые содержатся за счет налогоплательщиков - за наш счет. Мы начали показывать, в какой роскоши купаются многие депутаты, судьи, прокуроры, чиновники различных рангов, которые официально получают скромные зарплаты…
И вдруг механизм, который казалось начал работать совершенно, начал сдавать сбой. Где-то что-то сломалось.
В то время, как все больше стран открывают двери своих высших органов власти для граждан, не говоря о журналистах, в Кишиневе пресса была выведена из залов заседаний парламента и правительства, а все больше госучреждений закрывают двери перед журналистами. Запросы о предоставлении информации игнорируются или же предоставляются чисто формальные ответы. Депутаты принимают законы для того, чтобы закрыть рот прессе, подчинить ее, заставить работать по своему желанию.
Граждане больше не могут видеть, как голосуют депутаты, как они управляют своими делами из мягких кресел, как договариваются или как засыпают во время заседаний. Прессу закрыли в «загоне», предоставляя журналистам только ту информацию, которую кто-то «наверху» желает предоставлять.
Политики концентрируют СМИ под одним крылом и управляют ими. Из публичного пространства исчезают критические высказывания, мнения, которые отличаются от заявлений политиков. Даже медийные учреждения контролируемые политиками уже не спорят между собой.
Сейчас журналистов больше, чем до 2009 года. У нас несравнимо больше возможностей и инструментов для защиты свободы слова, которая была добыта непросто. Но нас не слышат. Политики больше не боятся силы прессы. Почему такое происходит? Какой механизм сломался и где? Почему нас уже не волнует, что система, которую сейчас укрепляют политики, завтра-послезавтра раздавит и нас? А цена свободы, которую мы теряем, высока, и эту цену заплатим мы, журналисты, а не политики.
____________
Кампания «Мы хотим свободный доступ в парламент!» проходит в рамках проекта «Общественные кампании для обеспечения прозрачности структуры собственности СМИ, доступа к информации и продвижение ценностей ЕС и европейской интеграции», осуществляемого ЦНЖ, который, в свою очередь, является частью проекта «Партнерства для Устойчивого Гражданского Общества в Молдове», осуществляемого FHI 360.
